Лайнер вампиров - Страница 69

— Но мы не можем игнорировать это письмо. Мне почему-то кажется, что писали без шуток, и это дело грозит вылиться в серьёзное расследование.

— Ах да, мы ведь теперь выясняем всё до конца и «ничего не заминаем». Эх, как же вы ещё молоды…

Я предпочёл промолчать. Мы все трое выдержали долгую театральную паузу, каждый думал о своём. Мне пришлось первым нарушить тишину, когда всё слишком уж затянулось.

— Итак, с чего начнём? Я предлагаю действовать открыто. Давайте просто пойдём и попросим их всё нам объяснить. Пусть предъявят эту преподавательницу, если с ней всё в порядке. А если скажут, что её сейчас нет, уехала в отпуск, заболела, сменила место жительства и тому подобное, то начинаем расследование. На основании этого письма, если подключить ваши дружеские связи с прокурором, можно добиться ордера на обыск. Как вам такое, комиссар?

Флевретти как-то проболтался, что шеф с прокурором раз в неделю вместе обедают в китайском ресторане. Согласитесь, этим грех было не воспользоваться.

— Попробуйте. Но они вас не пустят.

— А если мы поедем вместе?

Жерар покачал головой, помялся, поизворачивался, но в конце концов сдался и согласился проехаться со мной.

Дозвониться в университет мы не смогли, там никто не брал трубку. Комиссар уныло сказал, что это дело обычное, они общаются только с комитетом по финансированию и родителями девочек, их телефоны им известны. Других связей с «миром мужчин», как у них принято говорить, педагогический совет старается избегать, считая, что это может разрушить сами устои их заведения и пагубно повлиять на образовательный процесс. Поэтому никаких связей с внешним миром.

А по-моему, это уже сектантство какое-то. Но, к сожалению, против сектантства у нас законов нет, правительство это дело только поощряет как любую тёмную религию. В нашей стране официальное понятие толерантности доведено почти до совершенного идиотизма, можно верить во что угодно, практикуя всё вплоть до кровавых жертвоприношений, лишь бы на всё это была вовремя подана заявка и получено соответствующее разрешение на двух бланках с печатями. После чего творите, что хотите, а полиция вечно крайняя. Издержки демократии и правового государства, но не мне судить…

В целом мы ехали почти час или даже больше по серпантину в гору, пока перед нами не открылся мрачного вида трёхэтажный дом за мощнейшей чугунной оградой. Я остановил служебный автомобиль у ворот, охраны нигде не наблюдалось. Сквозь прутья решётки никого не было видно и во дворе с аккуратно подстриженными квадратными кустами французского сада и идеальным газоном. Всё поместье словно вымерло, может быть, мне показалось, но в воздухе витало ощущение угрозы…

Шеф даже не стал выходить из машины. Повинуясь его молчаливому приказу, я, поискав, нашёл под плотно обвившими забор листьями плюща потрескавшуюся кнопку домофона и нажал её. Послышался отдалённый трезвон, но ответа не последовало. Я нажал ещё раз и держал подольше.

— Кто это? — наконец отозвался грозный женский голос, хотя он с тем же успехом мог принадлежать и мужчине. Если бы только я не знал, что никого, кроме женщин, у них на территории нет, подумал бы, что это мужчина и есть.

— Полиция. Откройте, нам нужно кое-что проверить. К нам поступила…

Трубку тут же повесили. Я нажал на кнопку снова и настойчиво ждал, потом ещё раз, и ещё, и снова, но похоже, что они просто отключили домофон.

— Откройте! Именем закона! — прокричал я. Но в ответ — прежняя тишина…

— Хватит, Брадзинский, тут слишком сыро для моего радикулита.

— Я попытаюсь перелезть через ограду.

— Вы с ума сошли! Да они вас просто убьют, — повысил голос шеф. — У них ТАКИЕ методы, и несанкционированный проход на частную территорию университета строжайше запрещён, а у нас даже нет разрешения прокурора. Это отдельный, замкнутый мир, и самый лучший детектив ничего тут не найдёт. Уж поверьте, они свои права знают.

Но меня это только раззадорило.

— И что? Вы хотите сказать, что они убивают кого им вздумается и полиция не вмешивается? Закон для всех, кроме этих ведьм?!

— Я только хотел сказать, тут надо действовать тонко. — Комиссар Жерар задумчиво потеребил нижнюю губу. — Едем, здесь мы ничего не добьёмся. Поступим иначе…

Он едва ли не силой заставил меня вновь сесть за руль, и мы поехали в участок. Всю обратную дорогу мой начальник напряжённо молчал. Я тоже, чтобы не мешать ему думать. Нам нужно было найти способ вызвать руководство университета на сотрудничество. Но как? Шеф достал из-за пазухи письмо и снова углубился в чтение. Текст был короткий, но, в конце концов, на данный момент это единственное, за что мы могли зацепиться…

— А знаете, похоже, что это мужской почерк. Хоть его автор и старался сделать его максимально округлым, то есть более похожим на женский, но… Думаю, это писал мужчина.

Он сунул мне письмо под нос. Я мельком глянул, не отвлекаясь от дорожного движения.

— Да, вполне возможно. Но мужской и женский почерки часто похожи.

Сейчас мне было не до каллиграфии, я больше думал о содержании письма, а не о том, кто его писал — мужчина или женщина. Однако шеф скорее правильно заметил, что мужчины пишут буквы крупнее, чем женщины, не так аккуратно и чисто, уж он-то ежедневно разбирает почту и кучу заявлений, поднаторел за годы службы. Но значит ли это, что какой-то мужчина находился на территории университета и был в курсе происходящих там событий? Тогда кто он и где его искать?

— Хотя нельзя быть на сто процентов уверенным, — продолжал бормотать себе под нос мой начальник. — Поэтому лучше не брать это за отправную точку. Тем более что многие из живущих там женщин с их феминизмом сами уже почти превратились в мужчин. Может, со временем это отражается и на их почерке…